Вымолишь...

Шёл второй, очень тяжёлый блок, ПХТ или, попросту, химии. Первые его сутки. За окном – октябрьская хмурь, тёмные сумерки уже после «тихого часа». Блок только второй, впереди ещё много всего, но и позади тоже – прилично. Я уже умею говорить «правильные» слова, когда мама незнакомого ребёнка, накануне ушедшего и ставшего ангелом, приносит в палату конфеты – помянуть. Я уже не кусаю в санузле полотенце, чтобы не завыть в голос – плачу, как научили, молча. Я мастерски умею замерять уровень кислотности и подсчитывать количество влитой и выделенной жидкости. Я давно придумала смешную считалку «лысик-мысик-карапуз-на-верёвочке-арбуз», не жалостивую, а потому не обидную, и мы всей палатой используем её в общих играх. Словом, я уже – не новичок. Но ещё – не старожил. Многое пугает и удивляет. Ко всему присматриваюсь, прислушиваюсь. Кажется – ЭТО будет длиться до бесконечности…

И тут, в этой сумеречной предвечерней тишине в палате появляются новенькие. Молодая красивая женщина с длиннокосой девочкой Алиной. Смотрят на капельницы. На лысых детей. На обязательную влажную уборку с хлоркой. Рассказывают о себе – девочка Алина – первоклассница, только успела пойти в школу – и вот, лимфоузлы увеличились, районная больница. Там предположили «страшный, — ой, извините, — диагноз», анализы им не понравились, направили СЮДА. Смотрит в наши лица, ища поддержки – я отвожу глаза – какая уж тут поддержка, когда у моего тоже всё начиналось с лимфоузлов. И у П., которую похоронили на днях… Достают нарядные книжки с картинками. Читаем по очереди вслух.

Вечером, после обычных уколов-умываний-сказок на ночь, дети засыпают. Потом засыпают две из четырёх мам. Я спать не имею права, не могу – ночью надо следить за аппаратами, подсчитывать жидкость, проверять лангетку, да много чего надо – к тому же – как уснуть, если у твоего ребёнка из руки торчит несколько трубок, в которые ежесекундно поступают капли очень сильного лекарства? А., мама Алины, тоже не спит. Даже не ложится, сидит на кровати в ногах дочери, – понятно, как тут уснёшь – завтра будут известны результаты анализов. То есть будет известен диагноз. Я занавешиваю свой угол одеялом, включаю под кроватью лампу, достаю спицы и начинаю вязать. Проходит пара часов. Тихо, только аппарат попискивает, отсчитывая свои капли. Вдруг, сквозь этот тихий писк различаю едва слышные слова молитвы. А. Читает «Богородицу». Делаю вид, что не слышу – нельзя мешать человеку в такие минуты. Проходит ещё несколько часов. И ещё. Тихий шёпот не умолкает. Не вылезая из своего укрытия, молча присоединяюсь. Так проходит ночь – мы с А. до самого утра хором, одна шёпотом, другая безмолвно – взывали к Богородице. Каждая просила за своего ребёнка.

Утром, как обычно, был обход. Для всех – как обычно, для А. – как ожидание приговора. Сидела молча, даже улыбалась, заплетая длинные косы своей Алины – только бледная вся, под глазами синё… К их кровати врач подошла после всех нас. Попросила показать Алину язык, послушала. Потом потрепала девочку по пухлой щёчке и сообщила, что переводит её в ОБЫЧНОЕ! ДЕТСКОЕ! ОТДЕЛЕНИЕ! Хорошие у неё анализы. Напутали что-то в районной больнице. ЭТОГО нет! Надо поколоть антибиотики, надо какое-то импортное лекарство, надо фрукты, витамины, что-то ещё, но ЭТОГО нет.

Мы, мамы, улыбались А., когда она собиралась, как говорится, сквозь слёзы. Вернее, сквозь капельницы, к которым подключили двух наших маленьких соседей. Шесть штативов на троих детей в маленькой палате. А из-за них – мамы улыбаются счастливице, которая вот сейчас закроет дверь – и будет вспоминать наше отделение, как страшный сон.

Они оставили нам в подарок свои нарядные книжки и пошли. Я не выдержала, догнала А. на лестнице, призналась, что слышала её ночные молитвы. Она ответила тихо и просто: «И ты молись. Бог даст, и ты своего вымолишь». И ушла жить дальше. А я вернулась в палату. Начинались вторые сутки трёхсуточного блока. Второго из шести…

Прошло несколько лет. Много боли, горя и слёз довелось увидеть и пережить нам за эти годы. Много радости от встречи с прекрасными людьми довелось испытать. Многому пришлось научиться и увидеть привычные вещи в ином ракурсе. Мой подросший мальчик учится в школе. Слава Богу и добрым врачам, у него всё в порядке.

В самые страшные, в самые трудные моменты я вспоминаю тихий уверенный шёпот А. и её слова «вымолишь!». До сих пор удаётся.

И у Вас получится!